— Выходит, он провел с ними довольно много времени. Автонаниматели о чем-нибудь говорили между собой?
— Нет. Корольков сам, без наводящих вопросов сообщил, что они были удивительно неразговорчивы. Все переговоры вел рябой и при этом обходился минимумом слов. Второй, «холеная рожа», как назвал его Корольков, все время молчал, только брезгливо поглядывал по сторонам.
— Но они должны были как-то представиться…
— Не представились. Рябой сразу сказал, что документов у них нет, выложил пачку долларов и предложил обойтись без формальностей… Минуточку, Федор Михайлович, у меня тут записано, что именно он говорил. Вот: «Здравствуйте. Мы по поводу машины. Должен предупредить, что сумку с документами у нас украли в дороге. Не беспокойтесь, мы оставим в залог стоимость тачки. Назовите цену. Вот, возьмите. Вернете за вычетом аренды, когда машина будет дома. Будет какой ущерб — удержите. Давайте обойдемся без этих формальностей со знакомством — зачем вам наши имена? Деньги можно проверить в банке, мы готовы». Вот, собственно, и все. Вернувшись из обменного пункта, Корольков показал им машину и отдал ключи. Рябой спросил, нет ли у «тачки» капризов, кивнул, открыл дверцу перед «холеным засранцем», сел на водительское место и укатил.
— А потом? Как машина вернулась?
— Вечером около двадцати часов раздался телефонный звонок. Мужской голос — Корольков не уверен, что это был Рябой, а голос другого он не слышал, произнес: «Твоя тачка на платной стоянке перед Витебским вокзалом. Деньги можешь оставить себе». Трубку повесили. Корольков сразу же поехал на вокзал и действительно нашел машину.
— А ключи?
— Ключи передал ему охранник стоянки, попросив показать документы на машину.
— Спасибо, Петр Алексеевич, — поблагодарил Селезнев. — Замечательная работа.
Зардевшись от удовольствия, лейтенант скромно потупил взор.
— Не за что, Федор Михайлович. Ну что, пойдем к Рогозину?
— Угу. А вы не намекнули Королькову, что ему не следует сообщать приятелю о вашем визите?
— Не намекнул, а прямо предупредил. Корольков и до моего прихода терзался сомнениями по поводу этой сделки, но внезапно свалившиеся деньги и возвращенные «Жигули» усыпили его подозрения. Когда я попросил никому не рассказывать о нашем разговоре, он даже руками всплеснул: «Что вы! Разве я не понимаю? Меня и так совесть мучает: не помог ли я негодяям в каких-нибудь темных делишках? И где только Витёк их откопал? Вообще-то он нормальный парень, только очень уж общительный, к нему любой прохвост может набиться в приятели. Вот пообщаетесь с ним — сами увидите».
— Ладно, пойдем поглядим. — Селезнев открыл дверь подъезда и пропустил лейтенанта вперед.
Они поднялись на лифте сначала на восьмой, потом на девятый этаж, где и нашли нужную квартиру. На звонок открыла миловидная темноволосая женщина в желтом, как цыпленок, махровом халате.
— Вы с часами?
— Нет. Нельзя ли нам повидать Виктора Леонидовича?
— Витя! К тебе пришли! Проходите, пожалуйста.
Из комнаты вынырнул длинный сутулый парень и задал тот же вопрос:
— Вы часы принесли?
Он близоруко щурил блестящие темные, похожие на чернослив глаза.
— Нет, — сурово ответил юный лейтенант и вытащил из кармана удостоверение. — Мы из милиции.
— А что? В чем дело? — с места в карьер заверещала хозяйка. — Витя чинит часы бесплатно, и только друзьям. — Хотя лицо ее покрылось красными пятнами, она, похоже, ничуть не смущалась тем обстоятельством, что минуту назад они с мужем спрашивали о часах у посетителей, которых видели впервые в жизни. — Это его хобби! Законом не возбраняется безвозмездно помогать людям!
— Это точно, — усмехнувшись, подтвердил Селезнев. — Мы как раз за безвозмездной помощью и пришли. Виктор Леонидович, сделайте милость, расскажите нам, как вы познакомились с двумя денежными клиентами, которых прислали за машиной к Королькову.
Возможно, Рогозин и был компанейским парнем, но тяги к общению с представителями закона не проявил.
— А что случилось? — спросил он нервно. — Что-нибудь не так с машиной?
— С машиной все в порядке. Но у нас есть основания считать, что эти двое замешаны в серьезном преступлении. Кстати, они вам представились?
На физиономии Рогозина отразилось замешательство. Он открыл и снова закрыл рот, потом беспомощно уставился глазами-черносливинами на женщину в цыплячьем халате.
— Проходите в гостиную, — засуетилась хозяйка, откликнувшись на безмолвный призыв мужа о помощи. — Мы сейчас вам все расскажем, нам скрывать нечего, правда, Витя?
Витя часто и энергично закивал, но не сумел выдавить из себя ни слова.
Сыщики, не раздеваясь, прошли в комнату.
— Садитесь, пожалуйста, — ворковала хозяйка. — Может, поставить чайку?
Представители закона дружно покачали головой и заняли ближайшие к двери стулья. Рогозин и дама в халате робко присели на краешек дивана. Как и следовало ожидать, первой заговорила дама.
— Видите ли, Витя уже почти год сидит без работы. Но ведь жить на что-то нужно, правда? Вот он и переехал ко мне, а свою квартиру решил сдавать. Дом у него почти что в центре, там, сами знаете, квартиры ценятся больше, чем у нас на окраине… Только вот с жильцами в последнее время стало туго. Прежние съехали три месяца назад, и с тех пор на объявления если и откликались, то предлагали просто гроши. А позавчера вдруг позвонили эти. Витя сам подошел к телефону — верно, милый?
Витя кивнул и попытался что-то сказать, но звук, вырвавшийся у него, гораздо больше походил на полузадушенное кудахтанье, чем на человеческую речь. Дама поняла, что милый еще не готов к сотрудничеству с милицией, и продолжила рассказ: